Нищий - Страница 70

— Деньги? Какие деньги? Несколько сотен золотых? — надменно спросил канцлер — мне не нужны ваши жалкие гроши. Вероятно, мои люди прихватили себе, в возмещение хлопот. Я понял — ты тот самый Викор, который хотел продать камень! А камней тут нет — я же не идиот, таскать их с собой, как ты. Они лежат в банке, и ты их оттуда никак не достанешь. Почему я не купил камень, а предпочёл получить его бесплатно? А зачем мне платить какому-то проходимцу, который, конечно, украл где-то этот камень. Это и государственное дело, и возможность получить неплохие деньги — содержание дома стоит немалых денег, понимаешь ли… — канцлер усмехнулся. Все думают, раз большой чин, значит у него денег полны сундуки… Глупец — ты же не уйдёшь отсюда, не усугубляй свою вину! Так, может, отделаешься галерами. А в противном случае, если меня не отпустишь, умрёшь страшной смертью!

— Ты отдавал приказ убить моих людей?

— Приказ? Приказ был один — проникнуть в гостиницу, обыскать и найти украденные у казны камни, украденные государственным преступником Викором и устранить всех, кто там был. Этого требовала государственная необходимость — государство — это я. А раз это надо мне — значит надо и государству. Вот только непонятно — как ты выжил? Мне сказали, что все в гостинице погибли! Впрочем — это уже не имеет значения — скоро погибнешь и ты — каждые четверть часа посты обходит проверяющий — сейчас ты будешь обнаружен.

— Последний вопрос: капитан Блисторн был в курсе твоих планов?

— Этот болван? Он всё ещё в плену своих понятий о чести, глупые разговоры об офицерстве, о чести боевого офицера! Дурак! Для политика слово честь не только пустой звук — это вредное, разрушающее политика понятие! Неужели ты думаешь, что я стал бы канцлером в таком молодом возрасте, если бы придерживался каких-то понятий о чести?

— Мне всё ясно. Пора умирать, канцлер — мне надо идти.

Гроткорн, видимо, так до конца и не верил, что его пришли убивать — такие важные государственные люди почему-то верят, что они бессмертны, что их защитит эта куча охранников, деньги, государство — которое они нещадно обкрадывали.

Нож вошёл ему в сердце легко, как в масло. Я, когда представлял этот момент, момент, когда я буду казнить негодяя, видел, как отрезаю ему части тела, и он умирает в муках…но разве мне от этого станет легче? И я просто убил его. Негодяй дёрнулся пару раз и затих.

В коридоре послышались голоса, шум:

— Здесь! Они вошли к канцлеру! Все уже подняты, им не уйти! Вы идите под окно, остальные стерегут тут — им не уйти!

Подумалось — похоже ты влип, братец Витя… — «наверх все товарищи, все по местам, последний парад наступает»?

Осмотрелся — что я имею? Выхода нет — похоже — кирдык?

За дверями крики:

— Эй, сдавайтесь! Всё равно возьмём! Лучше сами!

Шалите — лучше себе глотку перерезать, чем сдаваться. Сел на кровать, рядом с трупом, положил голову на руки, опёршись на локти в позе роденовского мыслителя, задумался: вот так, всему конец? Витя, сознайся, а зачем ты пёрся сюда? Ведь из чувства вины, не так ли? Покончить с собой хотел? Ведь ясно, что канцлер не лох, что охрана у него будет совсем не лоховитая, ты же знал, что отсюда не уйдёшь? Решил себе наказать? За погибшего Катуна, за девушку, за матушку Марасу и Амалона? А какой смысл в моей жизни — что, смысл в том, чтобы всё время приносить смерть? Чужим, своим — всем, кто рядом? Неужели такое моё предназначение в жизни? Сейчас вот подружился с гномами, эльфами — и им погибать? А может и правда мне сдохнуть — всем будет легче? Только вот как-то стрёмно уйти из жизни без боя — я никогда не сдавался, и сейчас не хочу. Можете взять меня — идите, пробуйте. Ваша работа такая — убивать таких, как я. Ну а я — ходячая смерть… Смерть? Ну, держитесь!

Я встал посреди комнаты, возле огромного дубового стола, сосредоточился и стал читать заклинания монотонным речитативом, вкладывая в них всё моё желание уничтожить этот вертеп, где жил подонок, его охранников, этот дом, это проклятое место.

Воздух как будто стал сгущаться, потрескивать, внезапно от лепнины на стенах, от потолка и стена стали проскакивать голубые искры… я услышал грозный рёв над головой, крики в коридоре, но не останавливался и продолжил читать. Потом остановился и замер, ожидая смерти. И она пришла.

Крыша дворца, внезапно, улетела, сорванная со стен громадным хоботом смерча, окна вылетели, рассыпавшись хрустальными обломками, сверкающими в свете вспышек молний. Было трудно дышать, как будто воздух уплотнился и стал густым, как варенье — мне подумалось — скорее всего, упало давление. В комнате закружились и завертелись вещи — занавески, книги, покрывала с кровати — сорвало балдахин, а потом закружило и саму кровать, стряхнув с неё труп канцлера. Труп тоже метался по комнате, ударяясь о стены и оставляя на них кровавые ошмётки. Я всё ещё стоял, оставаясь в самом центре вихря, где было относительно нетронутое пространство — глаз урагана. Но это пространство всё сжималось и сжималось — я не закрывал глаза, хотелось всё видеть в последние минуты жизни… Стены стали разваливаться, рёв достиг такой силы, что если бы я кричал, никто не смог бы услышать меня и на расстоянии полуметра. Наконец — удар по голове…и благословенная темнота. Последняя мысль была: ну, вот и всё…

Пробуждение было тяжёлым, мучительным…что-то лежало на мне, придавливая грудную клетку так, что трудно было дышать. Я открыл глаза и осмотрелся, морщась от боли в шее — на мне, одной стороной, лежал дубовый стол с подломившейся ножкой — он принял удар огромной балки перекрытия, сломавшись, но не позволив раздавить мне грудь. Попробовал сдвинуться — ни в какую, дышать было трудно, я слегка запаниковал — глупо остаться в живых, чтобы потом попасть в руки правосудия — вдруг кто-то из охранников остался жив — они сразу меня вычислят — чужой на территории поместья! Отчаянно дёрнувшись, попробовал сместить с груди тяжесть — показалось — поддаётся. Ещё, ещё рывок — определённо, сдвигаюсь в сторону. Напрягся изо всех сил — стал сдвигаться в сторону и выполз из-под балки.