Итак, задача: мне надо убить канцлера и по возможности вернуть мои камни и деньги. Убить канцлера проще всего заклинанием — наслав ураган на его дворец. Только вот незадача — как я могу быть уверенным, что канцлер находится именно там, во дворце, это раз. Второе — ну завалил я дворец, развалил полгорода — камни-то как я верну — выкопав их из-под обломков? Кроме того, и главное — причём тут остальные жители города, почему они должны сгинуть из-за одного этого козла? Ладно бы они на меня лезли драться — я бы их побил, защищаясь, а просто так уничтожить десятки тысяч людей, чтобы отомстить одному уроду — я всё-таки не маньяк. Значит — только проникать во дворец и валить его лично. Сомневаюсь, что это будет легко, но и нет у них прожекторов с неоновым светом, колючки поверх стен, подпитанной электротоком. А меня ведь учили проникать и в командные пункты ракетных пусковых установок, неужто, в какой-то средневековый особняк не смогу попасть? Задача интересная… сейчас обеденное время, до вечера надо отдыхать, а в ночь пойду разбираться — что и почём.
— Ты тут не уснул? — ко мне подошёл Бабакан и участливо заглянул в лицо — с тобой всё в порядке?
— Как тебе сказать, брат Бабакан — усмехнулся я — хреновенько мне. Но не будем об этом — у тебя можно где-то прилечь? Мне надо отдохнуть и подумать, как жить дальше.
— Пойдём со мной. Сейчас тебя устроим.
Гном вывел меня из своей «квартиры», и через пять минут мы были у другой двери, как две капли воды похожей на двери его дома. Он постучал, дверь почти сразу открылась и выглянула старая-престарая гномка, в ширину едва не больше Бабакуна.
— Мама, я моего товарища привёл — ему отдохнуть надо, можешь позаботиться о нём?
Старушка, неожиданно мелодичным голосом, отличным от паровозного баса Бабакуна, ответила:
— Да ну давай его сюда, конечно, пусть отдыхает — я сейчас ему постелю на отцовской лежанке. Заходи, сынок. Тебя как звать? Викор? Хорошее имя, почти как гномье. Заходи скорее. Сейчас я постелю тебе, отдыхай. Иди, Бабакун, сынок, занимайся своими делами, я позабочусь о госте.
Бабакун подмигнул мне и прощально махнул рукой — пока, мол. Я остался наедине с говорливой старушкой. Через пятнадцать минут я знал всё — от того, как вёл себя в детстве Бабакун, что ел и как писал в пелёнки, до мнения о международной обстановке и сколько раз нужно ходить в течение суток в туалет, чтобы желудок нормально работал.
Меня ещё раз, почти насильно накормили, отвели на горшок в заднюю часть дома кстати сказать туалет меня сильно заинтересовал и я всё хотел спросить — куда всё девается в пещере — я смог отбиться в импровизированном душе от попытки потереть мне спину, иначе я не вымоюсь как следует (вода была ледяная, но я с наслаждением смыл с себя грязь, копоть и кровь прошедшей ночи), и вот я уже лежу под чистой простынёй, старательно изображая сон.
Имитация сна помогла мне всё-таки прикрыть словесный фонтан старой гномки — теперь я понял смысл подмигивания Бабакуна — этот прохиндей знал, в какой капкан меня завёл. Теперь она тихонько бродила вокруг и поглядывала — сплю я или нет, чтобы продолжить воспитание и уход за мной. Это напоминало перемещение комода, только без скрипа ножек.
Незаметно для себя, я стал засыпать. На границе сна и бодрствования мне привиделись Амалон и Мараса — они стояли, взявшись за руки и как будто мне что-то говорили — я не мог понять их слов, но по их улыбкам и настроению, веющему от них, я понял — всё будет хорошо. Они меня успокаивали, и махали мне рукой. Я чувствовал, одновременно, и горе, и радость — они теперь вместе, им хорошо…
Проснулся я как по команде — несмотря на толщу камня над собой, я почувствовал, что близится вечер. Я проспал целый день — дала себя знать бессонная ночь, волнения, горе от утраты близких людей.
Настало время действовать. Мне было по большому счёту наплевать на пропавшие камни — ну много ли мне надо? Прикрыть наготу, поесть, попить, крышу над головой — мне и богатство это не особенно было нужно. Но как посмели эти уроды тронуть близких мне людей?! Во мне просыпалась холодная, страшная ярость. Если я не смог отомстить — пока — за свою убитую подружку, то уж за Амалона, Марасу и Алану я точно отомщу, и жестоко. Они запомнят меня!
Первым дело я пошёл к Бабакану — посмотреть, как там Каран — еле вырвавшись от матери Бабакана, тётушки Дагабары — она преследовала меня по всей «квартире» и пока я не съел чашку каши с кусочками мяса, выйти за дверь не смог — мощная тётушка перегородила своим шкафообразным телом выход из дома. Запив всё огромной кружкой компота, отдуваясь, сопровождаемый криками, что я мало поел и весь худой и тощий заморыш, я всё-таки прорвался к дому Бабакуна. Он встретил меня хитрой улыбкой:
— Ты как там, живой? Неужто живой? Теперь ты понимаешь, почему я такой большой и сильный…гыыыы…и ты такой будешь, если поживёшь у моей мамочки.
— Ну ты, Бабакан и зараза — уничижительно посмотрел я на гнома — она чуть не задушила меня заботами! Вот что — надо ей, как жертву, подсунуть Карана — вон он, уже улыбается! Кинем ей эту жертву, она от нас отстанет!
Мы гномом рассмеялись, потом я загрустил:
— Бабакан — никак не могу привыкнуть, что нет моих друзей — вроде только вчера мы с ними обсуждали жизнь, планировали, все были весёлые и здоровые — и вот — их нет. Улетели с дымом…душа болит у меня. Хоронил я друзей и раньше, хоронил близких — но никак не могу привыкнуть.
— А к этому нельзя привыкнуть…никогда. Притерпеться — можно. Привыкнуть — нет. Они всегда живут в душе, как часть тебя. Ладно, давай теперь о другом — что думаешь делать?