Когда мы разделись в бане, Катун с удивлением сказал:
— Теперь видно, что ты был воином.
— Хотя я и сильно исхудал, и мышцы мои уже не те, что раньше, но и сейчас я могу спокойно зашибить вон того здоровенного банщика, что мнёт жирного купца, надеющегося согнать свой жир массажем.
— Нас, магов, особенно не изнуряли физическими упражнениями, для воинов свои школы. А что у тебя с ногой? Колено разбито?
— Да, собрали из кусочков, но так и не заработало как следует, вот и выгнали из армии.
Я с наслаждением мылся, смывая с себя пот и грязь, намылил и прополоскал в деревянной шайке свою одежду — до стерильности ей было далеко, но теперь хоть не будет вонять блевотиной и погребом. Катун исчез куда-то, потом появился с усатым важным человечком, ростом чуть мне до груди, но зато со стоячими, как рога усами. Он, видимо, ими очень гордился и постоянно их поправлял.
— Вот его стричь? Хмм… волосы оставляем длинные? Бороду? Странно — если смотреть на голову — старик, а тело молодое, только весь в шрамах…так как будем стричь — цирюльник нетерпеливо постукивал ногой, выхаживая вокруг меня и останавливаясь, чтобы прикинуть какие-то свои заметки.
— Подровняйте, чтобы он выглядел воином на пенсии, вынужденным просить подаяние — чтобы благообразно, но вызывало жалость.
Цирюльник хмыкнул:
— Сделаем сейчас. Стоить будет — серебряник! Деньги есть?
Серебряник перекочевал в руку человечка и оттуда испарился в неизвестном направлении — я даже не успел заметить — куда. Цирюльник взял в руки появившиеся ниоткуда расчёску и ножницы, совершенно угрожающего вида, и стал оперировать ими в опасной близости от моих ушей.
— Уважаемый, если вы мне отстрижёте ухо, я себе пришью ваше! — усмехнулся я, поглядывая на громадные лезвия ножниц у своего уха.
— Не бойтесь — я знаю своё дело и ещё ни одного уха не отрезал…ну почти не одного! — цирюльник засмеялся и ещё несколько раз щёлкнув ножницами сказал: ну вот, всё сделано! Можете посмотреть в зеркало — когда волосы высохнут, вы будете иметь приличный вид.
Цирюльник убежал, а мы с Катуном стали одеваться. Одежда была ещё влажной, можно сказать — мокрой, но на улице было тепло и существовала надежда, что простудиться не получится.
— Катун, не в обиду — чего у тебя так воняет из рта? — спросил я, решив уж до конца всё выяснить.
Он не обиделся, помолчал и ответил:
— Когда в лагере для военнопленных был, кормили очень плохо, да ещё — часть зубов выбили охранники, узнав, что я маг. Мы им здорово нагадили во время кампании. С тех пор зубы гниют, мучаюсь страшно. А чтобы их вылечить надо много денег — меньше чем за двадцать золотых, никто из лекарей и разговаривать про лечение не будет, а уж, чтобы вырастить новые — это уже не меньше пяти тысяч. Откуда у нищего такие деньги?
Мы молча собрались — я уже пожалел, что задал этот вопрос. Катун молчал, я тоже. Потом он обернулся ко мне и сказал:
— Да я не обижаюсь, знаю сам про это дело…только что могу сделать? Вот заработаем с тобой денег и вылечимся — я зубы, ты ногу — он улыбнулся грустной улыбкой, видно было, что сам он в эти сказки не верит.
Мы вышли на улицу, я ковылял сзади, опираясь на палку, Катун вёл меня куда-то вниз по улице, к морю — даже отсюда чувствовался его запах…впрочем — как и запах жарящихся осьминогов на решётке. Мы купили за три медяка два осьминога и я вгрызся в его горячее, пахнущее дымом резинистое мясо — только сейчас понял, как проголодался. Потом выпили по кружке шипучего кваса, и уже жизнь стала казаться не такой уж и гадкой — я чистый, сытый, спать есть где — нога болит? Так давно болит. Всё лучше, чем у ларька со шпаной махаться.
— Пошли, сюда зайдём! — Катун потянул меня в какую-то лавку, где грудами был навален всяческий секонд-хенд. Он начал рыться в груде одежды и выбрал кожаную куртку, крепкие суконные штаны, по размерам подходящие мне. Куртка была с подозрительной дыркой на спине, как будто прорезана ножом и заштопана, а на штанах имелись застиранные пятна. Но всё было чисто оттёрто, отмыто, и пахло дымом — типа прожарка, не иначе — подумал я — с трупов сняли, собаки. Но мне по большому счёту было наплевать — что я, трупов не видал? Ещё как видал…и сам их производил. Поэтому я спокойно надел, тут же в лавке, эту подозрительную одежду и приготовился следовать дальше за своим наставником, когда тот, пошарившись в углу выволок на свет ржавый шлем, похожий на скифский — я видел такой по телевизору.
— Сколько за всё?
— Три серебряника!
— Да у тебя пузо лопнет от таких денег — Катун даже рассердился, замахав руками на лавочника — три медяка, больше твои дерьмовые шмотки не стоят! Совсем охренел, Калаз!
— Сам охренел — толстый лавочник аж затрясся от возмущения! — меньше полутора серебряников не отдам! В горшке этом одного железа чуть не пуд!
— Да его ржа давно съела! Горшок твой! Ты в него гадишь небось! А одёжа твоя с трупов — может она вообще заразная!
— Вот ты сволочь, Катун! Знаешь же, что у меня заразы нет — всё прожарено. Хрен с тобой — серебряник — И ВСЁ! Не нравится — клади на место и уходи.
— Ладно — вижу — в тебя демоны вселились. Бери свой серебряник на лечение и иди к магу изгонять демона жадности! — Катун удовлетворённо хмыкнул и достал из пояса отдельно завёрнутый серебряник — последнее у бедного нищего забираешь!
— Ну уж, последнее — хмыкнул лавочник — небось в поясе полсотни золотых лежат.
— Лежали бы — стал бы я не тебя так дышать — Катун подошёл к лавочнику и дыхнул ему прямо в лицо.