Катун задумался:
— Это во время Ласандо- Аранской войны было, когда падишах Маркабаз пожёг несколько наших поселений на границе с Аранией — заявлено было, что Ласандия захватила часть их земель, и эти поселения незаконны, и что они восстанавливают справедливость…ну, в общем, там сам чёрт не разберёт, но нас тогда выдвинули в составе ударной армии в сторону агрессоров. Вначале мы успешно долбали этих южан, наши легионы дали им хорошенько просраться, но потом подключились аранские маги и вот тогда нам пришлось солоно — и в прямом и в переносном смысле.
Мы застряли в солончаках, увязнув по колено в жидкой солёной грязи, под проливным дождём — южане более легкие, чем наши тяжёлые латники, они забрасывали наши легионы дротиками, отбегая и снова наваливаясь, а мы могли только стоять в грязи и ждать смерти. Но потом стало ещё хуже… Появились их маги, которые швыряли магические амулеты, разрывающие солдат в клочья. В их числе были и амулеты против магов — один такой артефакт рванул так, что трое магов, и я с ними вместе, полегли без сознания, полностью выжженные. До этого мы могли хотя бы отгонять копьеметателей огнём и швырять булыжниками, отправляемыми магической силой, а когда почти все маги полегли — трупами или полутрупами… в общем — осталось один из десяти бойцов, пришедших на границу. Полный разгром. Оставшихся — и меня в том числе — превратили в рабов. Я десять лет работал на хозяина — рыбопромышленника, пока не выкупился на волю. Тут уже я никому не был нужен — да и тогда — если бы вернулся выжженным — кому я бы нужен был, пустой, как барабан.
Старик замолчал и грустно добавил:
— Сейчас я думаю — а не лучше ли было остаться рабом? Питание всегда было, хозяин не обижал, крыша над головой была — что меня побудило выкупиться и уехать? Ведь предлагал он — оставайся, будешь работать на меня, свободным, за нормальные деньги, а не рабские гроши. Свободы хотел, умереть на родине, в своей земле. Да что теперь говорить — что ушло, то ушло.
— Катун, скажи — а как становятся магом? Ну вот я к примеру — захотел стать магом — я смогу им стать? — я затаил дыхание — а вдруг?
— Это нужны способности. Магов с детства уже определяют — их не так много, магов-то, специальные люди из гильдии магов обходят и объезжают селения и осматривают детей — если есть способности к магии — они извещают родителей, что по достижении четырнадцатилетнего возраста ребёнок должен отправиться учиться на мага.
Мои родители были простыми ремесленниками, отец сапоги шил, мать обшивала соседей. Меня забрали, когда мне было пятнадцать лет, и тут же усадили за парту — курс магии составляет пять лет. За это время учат заклинаниям, пользоваться подсобными материалами, необходимыми для волшбы. У всех всё по разному получается — никто не знает почему — одни лучше совершают боевые заклинания, бьют огненными шарами, молниями, проваливают землю под противником, пускают ледяные стрелы и так далее, другие умеют общаться с мёртвыми, вызывать демонов — но этих не любят и такая магия под запретом, третьи — лучше всего со стихийными вещами — управлять ветрами, водой, землёй — они чуют где лежат какие-то полезные минералы, четвёртые хорошо лекарят и работают с животными — всех в первый год распределяют по отделениям и учат — общие предметы вместе, а остальное — как распределили. Я был боевым магом.
— Нет, ты так и не сказал — как они определяют способности? Вот ты можешь, глянув на меня, сказать — есть у меня способности или нет?
— Нет, я не могу. Я же тебе сказал — у меня всё выгорело. Раньше — мог. Это надо довольно высокий уровень магии, чтобы увидеть, не все из тех, что закончили Академию могут увидеть способности к магии у человека. Надо как-то чувствовать это — для меня это выглядело как какое-то розовое свечение, как аура какая-то, вернее оттенок ауры. А ты, говоришь, воином был? Ты хорошо владеешь оружием? Почему у тебя такие раны на теле?
— Наше оружие страшнее здешнего и оно убивает на расстоянии. Впрочем — убивать голыми руками и любыми предметами — нас тоже учили. Вот только мечом я махать не умею. Как и стрелять из лука. Наш мир давно ушёл вперёд от вашего. Наше оружие может одним ударом разрушать города.
Старик усмехнулся в темноте, прокашлялся и иронично сказал:
— Однако, воины всё равно нужны, и отношение к раненым воинам у вас ничуть не лучше, чем у наших власть имущих. Если ты не представляешь ценности для армии — пошёл вон. Ну, хватит бесед, давай спать — завтра пойдём работать.
Я долго не мог уснуть — всё размышлял о превратностях судьбы и о том — как мне выжить в незнакомом мире. Сейчас я был ниже низшего — не мог даже попрошайничать сам, а был вынужден прибегнуть к услугам старика… отвратительное ощущение. У меня даже защипало в глазах — ну дожил млять! Как ты, Витька докатился до такого? Ты, боевой офицер! Сука я, а не боевой офицер — во мне вспыхнула ярость, хотелось бить, крушить, ломать! Сквозь пелену ярости я услышал как на столе что-то брякнуло, как будто разбилось — видимо крысы лазят, суки, — пришла мысль. Я успокоился и стал настраивать себя на сон… Через полчаса я всё-таки стал засыпать и сквозь сон ко мне пришла мысль — надо завязывать с пьянкой — уж в этом мире я должен чего-то добиться… хотя бы места нищего. Я хихикнул и провалился в сон.
Утром мы с Катуном быстро позавтракали, остатками вчерашнего ужина — он долго смотрел на разбитую чашку на столе, выругался и сказал, что эти крысы уже достали, хорошо ещё не унесли наш завтрак. Потом быстренько оделись и пошли в общественные бани. Мытьё там стоило недёшево — целый серебряник — зато давали по кусочку мыла и позволяли отстирать свои портки — надо сказать, я сильно зарос грязью за это время и от меня ощутимо пованивало. Горячая вода в банях, как я узнал, нагревалась в больших котлах, под которыми всегда горел огонь — Катун охотно рассказывал мне всё, о чём я спрашивал — единственно — следя за тем, чтобы никто не слышал. Странно ведь, когда один старик рассказывает другому старику простые вещи, которые знает каждый дворовый мальчишка.