— Что с тобой, Карыз? Кто здесь? — бандит испуганно замахал фонарём из стороны в сторону — не подходи! Он достал длинный нож и стал махать им, как будто борясь с невидимым противником. Его красное лицо, покрытое прыщами, было залито потом, а вытаращенные глаза с ужасом смотрели в темноту…мимо меня. Он был освещён, как мишень — я метнул стилет, вонзившийся ему в грудь. Бандит уцепился за рукоять, пытаясь, в горячке вырвать из себя клинок, потом его глаза закатились ужу трупом он опустился рядом со своей жертвой.
Выждав некоторое время, я прислушался — вокруг было тихо, и только капли, падающие с потолка сырого тоннеля, да шорох крысиных лап, нарушали покой подземелья. Обшарив трупы, я обнаружил туго набитый мешочек с золотыми, который грабители взяли у жертвы, перстни, кольца, какую-то мелочёвку в виде серебряников и медяков. У убитого грабителями, в поясе, обнаружил непонятные документы — решил рассмотреть на досуге и сунул в котомку за спиной. Туда же отправились и все деньги. Амулетов я не обнаружил, ножи осмотрел — ничего дельного не было и я бросил их на месте.
Сегодня выход был удачным, и я, довольный, отправился восвояси. Дома я пересчитал деньги — оказалось двести золотых, а кроме того — в маленьком сафьяновом мешочке лежало несколько самоцветов, без огранки — похоже несколько небольших рубинов. Цену я их не знал, потому просто бросил мешочек в тайник под половицей и забыл про него.
За время моей «охоты» я заработал — с теми деньгами что отнял у Якоря — уже пять с половиной сотен золотых. По меркам этого мира я был вполне этак состоятельным человеком, хотя до моей мечты — «новой» ноги, мне ещё было ох как далеко. Однако — цель теперь была — кому не хочется стать полноценным здоровым человеком, после долгих лет боли и унижений…
Утром я, как обычно, был уже в школе. Ланкаста выстроил курсантов и объявил:
— Это ваш преподаватель по рукопашному и ножевому бою. Звать его господин Витор. Он преподаст вам уроки владения ножом — метание ножей, бой на ножах и обучит приёмам боя без оружия. Этим вы будете заниматься до обеда. После обеда — фехтование. Завтра — с утра фехтование, после обеда — с вами занимается Витор. Запоминайте график. Ну, всё — господин Витор, приступайте к занятиям, я покидаю вас.
Ланакаста незаметно мне подмигнул и удалился прочь. Я, опираясь на свою палку, обошёл строй угрюмо молчащих курсантов, осмотрел их, и спросил:
— Вопросы есть? Будем знакомиться?
— А что знакомиться…дожили: нас уборщик учить будет — раздался возмущённый голос из строя — за что только деньги платили! Может научите нас, как метлой махать?
Строй загудел, парни с недовольными лицами закивали головой:
— Правда, Ланкаста спятил — чему мы научимся от хромой развалины!
— За что деньги плачены?! Эта развалина только гадить научит под себя!
— А тебе, Амос, не надо учиться гадить под себя — ты это с детства делаешь!
— Ах ты сучонок — это я-то делаю? — да ты вообще худородный выкидыш, тебя папашка с кухаркой прижил!
В строю возникла потасовка, курсанты образовали полукруг, в котором мутузили другу друга два парня, один высокий, крепкий, похожий на картинного былинного богатыря, с синими глазами и правильными чертами лица, и второй — брюнет, невысокий, но кряжистый, с жёстким скуластым лицом. Они пытались ударить друг друга в лицо, кружились, обменивались ударами, под крики веселящихся товарищей. На «горизонте» появился Ланкаста, который с неодобрением посмотрел на происходящее, потом улыбнулся и пожал плечами — разбирайся, мол — и ушёл к себе. Я посмотрел на творящееся безобразие минуты три, потом взревел диким голосом американского сержанта:
— Стоять всем! Быстро в строй, сукины дети! Распоясались, уроды!
Курсанты от неожиданности прыснули в стороны, образовали строй, и только два «единоборца» пыхтели за их спинами. Я двинулся вперёд, раздвинув палкой строй курсантов, подошёл к одному из них, старающемуся вытряхнуть другого из куртки, путём тряски за шиворот и сильно врезал клюкой по его оттопыренному заду, так, что он взвизгнули схватился за ушибленное место рукой:
— ААА! Сука! Чего творишь, урод! Щас я тебе скулу-то сверну!
Курсант — тот самый высоченный блондин — бросился на меня с кулаками и тут же полетел носом в песок арены. Вскочил, взревел как бык и снова улёгся на пол, притом, я ухватил его за руку и взял на болевой приём:
— Смотрите, господа — вот лежит парень, скулит и воет как щенок — а до этого бежал как бык, рогов только не хватает! Если я ещё немного нажму ему на руку, то она сломается в локте, ещё немного — сломаю запястье — и он тогда не сможет не то что девушку удержать рукой, но даже помочиться без посторонней помощи будет трудно. А ещё — смотрите — я могу делать с ним всё, что захочу — глядите, как он верится на арене, смотрите — ну чистая змеюка! А всё почему, спрошу я вас? Вот вы, курсант, как вас? Курсант Ардак? Курсант Ардак, скажите, почему он в таком беспомощном и унизительном положении?
— Он обидел вас, и вы его наказываете…
— Неверный ответ. Кто-то ещё мне скажет?
Курсанты молчали, глядя на скулящего передо мной здоровенного курсанта.
— Не знаете. Ага. Поясняю — этот курсант, имя которого я знать пока не хочу, совершил ошибку — он напал на мастера рукопашного боя, что в конечном результате означает его поражение. То, что он напал на своего преподавателя я оставлю в стороне — я его достаточно наказал и докладывать об этом господину Ланкасте не будем, но и безнаказанно оставлять такое безобразие нельзя. Представьте — если бы вы были в боевых условиях, а ваш подчинённый напал бы на вас, вместо того, чтобы выполнить приказ? Что бы было? Вот — вы скажите.