— А Хозяин всегда спокоен — сплюнул тот, что поменьше, в дурацкой шапочке на затылок и щербиной вместо переднего зуба — это тебе надо беспокоиться!
— А что мне беспокоиться? Я порядок знаю — вот золотой за месяц, как и говорили. Как я плачу уже пять лет. А в чём дело? — Катун с наигранным удивлением посмотрел на двух рэкетиров и пожал плечами — я разве задерживал хоть раз плату?
— Не задерживал. Но плата увеличилась до пяти золотых — вмешался второй, здоровенный парень, со скукой разглядывающий прохожих, облака и пробегавших мимо женщин — вы бабла гребёте немеряно со своим напарником, бог велел делиться. Это не наше решение, это решение Хозяина. Твой золотой мы забираем в счёт уплаты, остальное чтобы было через три дня. Мы знаем, где ты живёшь, придём к тебе и выпотрошим, и тебя, и твоего дохляка — солдат-ветеран, хренов.
Тот, что поменьше вырвал у Катуна его золотой, потом пошарился за пазухой и забрал несколько монет:
— Это нам за беспокойство!
Они заржали и ушли, оставив нас с Катуном стоять нищими, каким мы, в общем-то и были.
Этим вечером в подвале царило уныние — не то, чтобы мы с Катуном не могли заплатить — но обидно было отдавать свои, кровные деньги бандитам, ни за что, ни про что.
— Катун, ты ведь знаешь, что я мог их убить прямо там, не сходя с места?
Старик помолчал:
— Знаю. Этого я и боялся. Если ты их убьёшь — нам тут не работать. Ты это понимаешь? Братство объявит награду за наши головы и в любом случае, нас убьют, в конце концов. Я знаю случай, когда один торговец убил в споре сборщика «налога» от Братства — его разрезали на части, а дом сожгли — хорошо хоть дали его семье перед этим покинуть дом.
— А кто стоит во главе Братства? Это известно? Кого называют Хозяином?
— Никто не знает. Хозяин может меняться, но его никто не видит. Это тайна.
— Ничего себе…а если кто то со стороны займёт его место? И все будут выполнять его указания? Я хочу понять сам механизм этой организации, как всё происходит, какие шестерёнки двигают эту махину.
— А тебе зачем? Ну что толку, что ты узнаешь, что какой-нибудь зеленщик — глава преступной организации?
— Ну как ты не поймёшь — если узнать структуру организации, то, как хозяин отдаёт приказы подчинённым — можно встать вместо Хозяина! Кто узнает, что он — это я. Или ты.
Старик испуганно сел на край топчана:
— И не думай даже! Ты думаешь там дураки, и не предусмотрели этого? Не сомневайся — всё продумано до мелочей. Эта система работает уже сотни лет. И нос совать не смей — загубишь нас и всё тут. Лучше вон — учи заклинания — вдруг когда и правда пригодятся. Давай, повторяй за мной:…..
Мы отдали требуемые деньги и снова погрузились в «работу» — впрочем, она пошла уже похуже — то ли я примелькался, то ли денег у людей стало меньше, но подавать стали хуже и иногда я в своей знаменитой каске обнаруживал не больше трёх-четырёх серебряников.
Подходил день следующей оплаты, но у нас уже не было нужной суммы — Катун тяжело заболел, простудившись, и мы не выходили на работу около недели. Он хрипел, лёжа на топчане, а я пытался влить в него отвар пижмы, помогающий от простуды. Он пытался проглотить отвратительную горькую жидкость, но она выходила наружу с рвотой — ему уже нечем было рвать, но организм всё пытался исторгнуть из себя отраву, которой напитала его немощное тело болезнь. Он часто был в забытьи, а когда приходил в себя пытался что-то сказать, тянулся ко мне исхудавшими руками, хватал за шею и что-то втолковывал, но я ничего не понимал из его горячечного бреда.
Я выкопал все деньги, что у нас оставались и привёл к нему лекаря подешевле — на дорогого у нас не было денег. Лекарь забрал последние деньги, сказал, что старик не жилец и с чувством выполненного долга покинул нашу тёмную нору. Мне хотелось рыдать — этот старик, с вонючим ртом и худыми узловатыми руками был единственным моим другом во всём этом страшном чужом мире. Если он умрёт — как мне опять жить? Как на Земле? Заливая горе и боль спиртным?
Наконец — у нас не осталось ни одной монетки и ни крошки пропитания, и я вынужден был пойти на работу.
Привычно усевшись у трактира, я несколько часов собирал монетки, исправно капающие в мой железный «горшок». Наконец, радуясь, что сейчас куплю поесть и попить, а также травок для больного Катуна, поковылял на рынок, где приобрёл хорошего копчёного мяса, молока для больного, травок для лечебного отвара и полотенец, чтобы обтирать горящего в лихорадке товарища.
Набрав полные сумки и переваливаясь как утка, я побрёл к нашему подвалу. Уже на подходе к нему почувствовал что-то неладное — спрятав сумки за кучей строительного мусора, подошёл к входу в подвал и услыхал чьи-то голоса:
— Ну и чо теперь? Ты чо, дурак совсем? Теперь с кого бабло снимать? Ну хер ли ты его бил-то, он и так доходной был!
— Да чо, я знал что ли, што он такой хлипкай! Я двинул раза он и затих. Чо теперь Якорю говорить будем?
— Чо чо — как есть, так и обскажем. Будешь жопой своей отвечать. Нехера руки распускать раньше времени!
У меня захолонуло сердце — пришла беда. В лице двух дебилов-сборщиков дани. Я медленно спустился в подвал, ожидая худшего, и не ошибся — Катун лежал на постели, посиневшим лицом вверх, а из уголка его рта скатывалась тонкая струйка крови, похожая, в неверном свете свечи, на чёрную змейку, выскользнувшую из его больного тела.
— О! — вот и Седой! А ты говорил он свалил куда-то! Он нам и заплатит за своего напарничка. Вишь, Седой, нам пришлось потрудиться — он никак не хотел отвечать нам на вопросы — где деньги, например. Оглобля и перестарался — стукнул доходягу разок, тот и помер. Смари, как бы и тебя стукнуть не пришлось — гляди вон — что бывает с теми, кто не платит бабла Хозяину!